Этот день был не самым удачным для Виктора. Впрочем, как и многие другие дни: мелкие неприятности буквально преследовали его по пятам, словно свора шелудивых кобелей сучку в период течки. С единственным, но существенным отличием: Виктор от всего этого был явно не в восторге.

Вот и сейчас, поздним, надо заметить, вечером, в квартире ни с того ни с сего погас свет. Электрической пробке, видите ли, наскучило сидеть в гнезде патрона; ей, видите ли, вздумалось извернуться, выкрутиться из цепких объятий своего спарринг-партнёра и вальяжно развалиться на полу у самого порога. Ничего особенного в этом факте, наверное, не было бы, если бы распределительный щит находился на лестничной клетке, доступный, таким образом, всем своим электрически напряжённым содержимым каждому охотнику острых ощущений. Но щит — непозволительная роскошь! — был расположен внутри квартиры. В которой, кроме Виктора, никто больше не проживал.

Впрочем, самому хозяину было не до этого очевидного-невероятного. Потому что сначала он долго чертыхался и шарил впотьмах, пытаясь добраться до входной двери, чтобы обнаружить злосчастную пробку при свете лампочки, горящей на лестничной клетке, а потом...

Потом ему стало не до этого и подавно.

Дверь закрыть надо...

Он потянул ее на себя... и тут в край створки, возле самого низа, вцепились чьи-то тонкие, испачканные кровью пальцы. Вернее, пальчики. Длинные ногти блеснули золотом — яркий, праздничный лак, неуместный, но красивый рядом со свежей кровью.

Наверное, надо было испугаться.

То ли въевшиеся профессиональные навыки, то ли тот злой, еще не прошедший запал, но Виктор не почувствовал страха. Так же медленно и бережно, как минуту назад, вынимая пальцы из оголенного, ждущего электропатрона, стал приоткрывать дверь. Когда окровавленная рука соскользнула — осторожно протиснулся в щель.

Она лежала на резиновом коврике, прижав колени к груди.

Девочка-подросток. Девчонка лет тринадцати или, может быть, чуть старше. Рыжая. Волосы недлинные, растрепанные. В черных зауженных брючках и распоротом сбоку темном свитерке.

«Потеряла много крови», — мелькнула первая мысль. Тонкое, высокоскулое, белое-белое лицо. Не мертвенное, даже не бледное — именно белое.

Прежде чем нагнуться к девочке, Виктор все же окинул взглядом лестничную клетку. Не было на ней никого, и не слышно было ни звука. Словно весь подъезд вымер давным-давно, а истекающая кровью девчонка под его дверью появилась из ниоткуда.

Девочка еле слышно застонала.

Он подхватил легонькое тело, машинально отметив, что крови под дверь натекло не так уж и много. Но бледность такая — она-то откуда? И кровавых следов нет, и площадка чистая. Раненая словно с потолка свалилась на его коврик.

Все так же бочком, словно боясь раскрыть дверь шире, он протиснулся обратно в квартиру. Телевизор из комнаты бормотал что-то свое, вечно веселое и успокоительное.

— Больно? — спросил Виктор. Даже не ожидая ответа, просто надо было что-то говорить, пока он нес девочку из прихожей в комнату, укладывал на диван... дьявол с ней, с вытертой светлой обивкой, мгновенно покрывшейся бурыми пятнами. — Сейчас...

Вначале вызвать «Скорую». Он не питал лишних иллюзий по поводу оперативности своих коллег, но, значит, тем более это надо сделать в первую очередь. Потом — перевязать девочку. И закрыть дверь!

— Не надо, — неожиданно громко сказала девочка. — Никуда не звони... Виктор.

Преследовавшие Виктора мелкие неприятности вместо того, чтобы, наконец, прекратиться, стали, напротив, вырастать в большие. Будто весь этот мир — мир, в котором Виктор жил с самого своего рождения, — вдруг обратился против него и взялся медленно, но настойчиво выживать его из себя.

Если бы ещё несколько часов назад кто-нибудь авторитетно сказал Виктору, что этот самый мир зовётся Изнанкой, он бы, наверное, здорово удивился. В особенности, если бы этот авторитетный правдолюб уточнил, что Изнанкой его называют в другом — Срединном Мире. Над которым, вдобавок ко всему, как раз сейчас нависла угроза со стороны мира третьего. Мира Прирождённых.

— В первый ли раз, Ритор? Они уже пробовали. И сразу после великой войны, и семь лет назад. Что осталось от их армий, Ритор? Помнят ли твои ветра предсмертные крики Прирожденных?

Не было в голосе говорящего никаких сомнений. Не было и страха. В пробуждающемся утреннем свете закутанные в темно-оранжевые плащи фигуры застыли мрачными непреклонными изваяниями. Ритор почувствовал безнадежность.

— После войны мы еще были едины, — прошептал он. — А семь лет назад... да разве десяток кораблей это армия? Разведка, проба сил... Мы собрали все доказательства, какие могли. Теперь нужна ваша помощь, Огненные. Ветры многое видят... но только Огонь может сказать, что именно варится в поставленных на него котлах.

— Понятно, — ответили из темноты. — Но рассуди сам, мудрый Ритор, — дважды Прирожденные пытались покончить с нами. Дважды. С разными силами, разными средствами. Оба раза мы справились сами. Но... Нам понятна твоя тревога. Однако — разве не ты сам лишил нас защитника? Никто не скажет, что он — средоточие добра и справедливости, но Прирожденные вздрагивали при одном звуке его имени! Разве не ты пресек этот род?

Ритор опустил голову. Предводитель Огненных сказал правду. Чистую правду. Мельком Ритор успел заметить округлившиеся глаза Таниэля. Бедный мальчик... хотя почему бедный, война на пороге, пришла пора становиться мужчиной.

— Ты пресек этот род... — мягко продолжал собеседник. — Едва ли это можно назвать мудрым решением, не так ли, Ритор?

Было в этих словах нечто, заставившее Ритора вновь насторожиться. И опять — он не смог определить, что же его встревожило. Клан Огня всегда считался союзником... или, по крайней мере, он не считался противником. Что уже много.

Вот так, в то же самое время, когда Виктор оказывал квалифицированную медицинскую помощь раненой девочке, но отнюдь не в том же самом месте — причём в таком месте, которое не обозначено ни на одной карте Изнанки, — маги двух Стихийных кланов, Воздуха и Огня, пытались договориться об объединении перед лицом общего врага. Точнее, договориться пытался Ритор, предводитель Воздушного клана; Огненные же маги, с которыми он встретился на нейтральной территории и в нейтральное время, вели себя странно и к альянсу явно не стремились. Более того, они пеняли Ритору — и не безосновательно — на то, что именно благодаря ему Срединный Мир остался без могучего защитника.

— Ветры несут разные вести. Обрывки заклятий летят через Горячее Море, словно сорванные листья. Прирожденные готовят нечто... нечто ужасное, остановить которое...

— Смог бы только убитый тобой? — резануло из тьмы.

— Да, — глухо признал Ритор. — Да. И поэтому...

— Ты вновь жаждешь всей силы кланов... зачем?

Ритор сжался. И впрямь — пришло время открытых слов.

— Судя по принесенному ветром, Прирожденные хотят создать Дракона.

На развалины пала тишина. От рокового имени, казалось, стали еще мертвее даже камни, вконец истерзанные былой магией.

— Создать Дракона? — раздельно произнесли в темноте. — Создать... Дракона? Да разве такое возможно?

— Как знать... — Ритор опустил голову. — Мы не верили и в их корабли, помнишь? А когда они появились — было уже поздно. Ты помнишь, сколько крови пролилось на том берегу?.. Помнишь?

— Я помню, — пришел шелестящий, словно быстротекущая вода, ответ. — Но корабли — это одно, согласись, мудрый Ритор, а Дракон — совсем иное. Но... ты нас не удивил.

— Как?! — поразился Ритор.

— Никто не ведает пределы сил, отпущенных Прирожденным. Мы не верим, что Дракона можно создать... но ты прав, мы не верили и в их корабли. Так что же тогда, Ритор? Что ты предлагаешь? Хочешь вновь тряхнуть стариной? — В голосе мелькнула издевка.

Главный вопрос, ради которого он, Ритор, не жалея сил, готовил эту встречу, наконец прозвучал!

— Приходит время Дракона, — сказал Ритор.

Его собеседник рассмеялся тихим булькающим смехом.

— Время тех, кого уже нет? Что с тобой, мудрый Ритор?

— Приходит Дракон, — повторил Ритор.

Наступила тишина. Он слышал, как за спиной вздохнул Шатти. Чародея тоже что-то тревожило.

— Я понял, — наконец отозвались из темноты. — Тебя не оставляет память о днях великой войны. Надежды и страхи — они из твоей юности, Ритор. Ритор... убийца Последнего Дракона.

Он сжал зубы, сдерживаясь. Клан Огня, остававшийся в стороне в дни войны, вправе был упрекать его. И все же...

— Мы не устоим перед вторжением Прирожденных. Тем более, если их поведет Дракон Сотворенный.

— Но разве не приходит вместе с Драконом в наш мир и его Убийца?

Виктора, безусловно, удивила бы и эта беседа предводителей магических кланов, и — хотя, возможно не так сильно, как Ритора — неожиданное вероломство со стороны собеседников, оказавшихся на самом деле магами клана Воды. Но все эти откровения без сомнения померкли бы перед известием о том, что именно он, Виктор, самый обыкновенный человек с Изнанки и должен стать Убийцей Драконов, о котором упомянули в своём разговоре могущественные маги Срединного Мира.

Очень скоро, впрочем, это всё его ещё удивит.

Если моё отношение к творчеству Сергея Лукьяненко можно легко назвать предвзятым, причём явно не в пользу этого писателя, то с Ником Перумовым дела обстоят ещё хуже: до «Не время для драконов» я вообще не читал ни строчки из его произведений. Когда-то давно попытка Перумова развить идеи Толкина надолго отбила у меня охоту к его книгам. Я и от «Властелина Колец», признаться, не был в особенном восторге, а здесь и вовсе попахивало откровенной спекуляцией на имени Профессора. Не скажу, что так оно и было на самом деле, разумеется... но, как говорится в известном анекдоте, осадок всё-таки остался.

Но вот, через добрый десяток лет незнакомства с книгами этого писателя, я всё же собрался с силами и поборол свой комплекс. Не время для Перумова закончилось. По крайней мере, прервалось.

По сути своей, сюжет в «Не время для драконов» не особенно оригинален: супермен, осознавший вдруг своё суперменство, спасает мир. Бывает. Но — отнесём это к достоинствам книги — сюжет этот подан вовсе не банально и не пошло. Очень неплохо продуман «параллельный» мир: все эти маги, кланы, заклинания и прочая неизбежная атрибутика. Герой, опять же, имеет склонность к размышлениям, переживаниям и чувствам, свойственным человекам обыкновенным, не излучает ослепительного сияния посредством затылочного нимба, да и вообще выглядит довольно живо и объёмно. К тому же, написано всё это профессиональным и вполне литературным языком (а точнее сказать — языками: авторов-то двое и каждый вёл свою сюжетную линию). Не обошлось, конечно, без мелких, хотя и редких стилистических огрех, каковые огрехи спишем на стремление закончить книгу в некоторый срок (суровая проза жизни); но в целом роман читается легко, желания бросить чтение на полпути не вызывает и даже, напротив, скорее затягивает.

И вообще, если задуматься, в отрицательном предвзятом отношении есть свои достоинства. Когда от книги ничего особенного не ждёшь, и та вдруг оказывается довольно-таки неплохой, — то и положительных впечатлений больше получаешь; этакая разница потенциалов, знаете ли.

Хуже — когда наоборот.