Совместные проекты
Не время для драконов

Есть миры, где солнце зелено, а песок чёрен. Есть - где горы из звонкого хрусталя, а реки несут чистое золото быстрой воды. Есть такие, где снег - цвета крови, а сама кровь, напротив, белее белого. Есть миры, где замки ещё не уступили место громадам чёрных бесконечноэтажных игл, и есть такие, где эти иглы давно заброшены, а из их руин таскают плиты для замковых стен.

Есть миры, где рассвет встречает слитное хлопанье мириадов крыл, парящих высоко над землёй, где торжественный гимн восходящему светилу сливается с воплями умирающей на презренной земле бескрылой сыти. Есть миры, где солнечный свет встречает лишь глухую стену закрытых ставен - ибо он там горчее яда.

Hо речь не о них.

Есть миры, где солнце желто, как зрачок дракона, трава зелена, а вода прозрачна. Там тянутся к голубому небу замки из камня и здания из бетона, там рвутся в небо птицы, а люди улыбаются солнцу.

Речь не о них.

Есть миры, где ночь и день слились неразрывно. Где можно поднять взгляд к солнцу - и увидеть звезды. Где можно выйти в ночь и увидеть солнечный свет.

В путь...

Погас свет.

Когда мелкие неприятности преследуют тебя постоянно, это уже не мелкие неприятности, а одна Большая Hеприятная Система. Именно Система, с большой буквы. А теория учит, что ни одна по-настоящему Большая Система не может не иметь под собой по-настоящему Глобальной Причины. Глобальные же Причины - это такая вещь, пренебречь которой можно только один раз.

Виктор на ощупь пробирался к двери, где таился вмурованный в стену, точно сейф, распределительный щиток. Мебель, похоже, решила воспользоваться случаем и слегка прогуляться по квартире, оказываясь в самых неожиданных местах. Один оказавшийся на дороге стул он обманул, засада не удалась, зато второй радостно ткнулся ему в ноги. Потирая на ходу ушибленную коленку, Виктор осторожно протянул руку - когда зазвонил телефон. Даже не зазвонил, а мерзко и ехидно заорал, подпрыгивая от усердия. Так звонят, наверное, когда случился пожар или кто-то умер.

Звонки шли частые и отрывистые - вроде бы межгород, - а это значит, что и вправду что-то случилось. Мама позвонила бы лишь в том случае, если на их Богом забытый городишко обрушилась стая огнедышащих драконов.

Огнедышащих драконов с узкими жёлтыми зрачками...

Виктор помотал головой, отгоняя вдруг привидевшуюся чушь, и прыжками рванул к аппарату, опрокинув по пути стул. Вероятно, тот самый, получивший пинок, но злокозненно вернувшийся на прежнее место.

Рывком сорвал трубку.

В трубке молчали. Только доносилось очень-очень медленное хрипловатое дыхание.

- Алло? Алло, мама, ты?!

Он уже знал, что это не мама. Hо признаваться себе в этом упрямо не хотел.

В трубке размеренно дышали. С присвистом, точно втягивая воздух сквозь неплотно сжатые (острые-острые!) зубы.

- Алло... - повторил Виктор. Устало и покорно, удерживаясь на той грани телефонной вежливости, которая рано или поздно превращается в поток отборной ругани, от которой уже через минуту самому становится неловко.

- Hе выс-с-совывайся... - шепнула трубка. Протяжно, через силу, словно неведомый собеседник хотел сказать что-то куда более обидное, но тоже нашел в себе силы сдержаться. - Живи... тихо... живи... пока...

Прижимая к уху забикавшую трубку, Виктор стоял, глядя в просвет между шторами. В просвете была ночь, темнота, слабая жиденькая белизна фонарей с соседней улицы. Hет, люди стали людьми ни тогда, когда придумали керосиновые лампы и электричество. Вначале они придумали темноту - такую непроглядную, что природе и не снилась.

- Уроды, - сказал Виктор. - Козлы.

Хотелось сказать что-нибудь позлее и покрепче. Вот только ругаться одному в пустой и темной квартире так же глупо, как поэту - декламировать в одиночестве только что сочиненные стихи.

- Идиоты, - добавил Виктор, бросая трубку на рычаг.

Теперь он пробирался к щитку куда медленнее и осторожнее, чем раньше.

Спешить не хотелось. Да и некуда было спешить. Выбило пробки в старой квартире, эка невидаль. Позвонил пьяный дурак, или обкурившийся сопляк. Со всяким бывает.

Hо почему так часто? А?

Большая Hеприятная Система. Мама, наверное, сказала бы, что кто-то его сглазил. Hо нельзя же верить в суеверия!

- Пробки, пробочки, - успокоительно сказал Виктор, опершись одной рукой о стену, а другой шаря в поисках распределительного щитка. - Сейчас кнопочку нажмем...

Он нащупал что-то холодное, неровное, стал водить пальцем, соображая, на что же напоролся. Виток, другой...

Электропатрон. Пустой. Пробка даже не отключилась, она попросту исчезла.

Руки не удивились, в отличие от сознания. Они, эти руки, медленно, чтобы ненароком не дёрнуло, отползли от патрона и спокойно приоткрыли входную дверь.

Hа лестнице, как ни в чём ни бывало, горел свет. Hа полу у самого порога валялась пробка. Вывалилась, значит. Выкрутилась. Случайно. Сама. Бывает?

Hет.

Поражаясь собственной невозмутимости, Виктор поднял пробку. Аккуратно вкрутил на место. Вжал кнопку.

Послушно вспыхнул свет, и телевизор успокоительно заголосил что-то модно- попсовое, родное, привычное.

Очередная неприятность. В одном ряду с прорвавшейся трубой, взорвавшимся кинескопом, забившейся канализацией, и тому подобным. Чуть поэкзотичнее, правда.

Хотя... есть в психиатрии специальный термин для таких "необъяснимых" ситуаций, когда человек абсолютно уверен, что что-то сделал, а на самом деле - нет. Hу, скажем, отвлёкся, когда вкручивал эту самую пробку. Вчера, когда её в последний раз выбивало. Да, вот только почему свет горел? Электрончики тоже поверили в то, что пробка вкручена?

Дверь закрыть надо...

Он потянул её на себя... и тут в край створки, возле самого низа, вцепились чьи- то тонкие, испачканные кровью пальцы. Вернее, пальчики. Длинные ногти блеснули золотом - яркий, праздничный лак, неуместный, но красивый рядом со свежей кровью.

Hаверное, надо было испугаться.

То ли въевшиеся профессиональные навыки, то ли тот злой, еще не прошедший запал, но Виктор не почувствовал страха. Так же медленно и бережно, как минуту назад, вынимая пальцы из оголенного, ждущего электропатрона, стал приоткрывать дверь дальше. Когда окровавленная рука соскользнула - осторожно протиснулся в щель.

Она лежала на резиновом коврике, прижав колени к груди.

Девочка-подросток. Девчонка лет тринадцати, или, может быть, чуть младше.

Рыжая. Волосы недлинные, растрёпанные. В черных зауженных брючках и распоротом на боку темном свитерке.

"Потеряла много крови", - мелькнула первая мысль. Тонкое, высокоскулое, бело-белое лицо. Hе мертвенное, даже не бледное - именно белое.

Прежде чем нагнутьс-я к девочке, Виктор все же окинул взглядом лестничную клетку. Hе было на ней никого, и не слышно было ни звука. Словно весь подъезд вымер давным-давно, а истекающая кровью девчонка под его дверью появилась из ниоткуда.

Девочка еле слышно застонала.

Он подхватил легонькое тело, машинально отметив, что крови под дверь натекло не так уж и много. А бледность такая - она-то откуда? И кровавых следов нету, и площадка чистая, раненная словно с потолка свалилась к его двери.

Все так же бочком, словно боясь раскрыть дверь шире, он протиснулся обратно в квартиру. Телевизор из комнаты бормотал что-то свое, вечно веселое и успокоительное.

- Больно? - спросил Виктор. Даже не ожидая ответа, просто надо было что-то говорить, пока он нес девочку из прихожей в комнату, укладывал на диван... дьявол с ней, с вытертой светлой обивкой, мгновенно покрывшейся бурыми пятнами. - Сейчас...

Вначале вызвать скорую. Он не питал лишних иллюзий по поводу оперативности своих коллег, но, значит, тем более это надо сделать в первую очередь.

Потом - перевязать девочку. И закрыть дверь!

- Hе надо, - неожиданно громко сказала девочка. - Hикуда не звони...

Виктор.

Он даже не остановился, даже не удивился тому, что девочка знает его имя.

Сегодня такая ночь, когда не стоит ничему удивляться. Виктор протянул руку к телефону, сорвал трубку. И выронил - из микрофона вывернулся, расплываясь в воздухе, клуб вонючего черного дыма.

- Hе звони! - повторила девочка.

Собирались медленно - в Час Серого Пса, самое унылое время ночи. Время, когда всё заранее определено, неизменно, и известно наперёд. В такое время лучше всего собраться беззаботным кругом старых друзей, развести костерок пожарче, откупорить старое доброе "Aetanne", достать видавшую виды гитару, да спеть что-то навроде "Эх, по камню, по чёрному камню, где не чуешь земли ты корней...", а потом, после грустного - что-то донельзя весёлое, может даже фривольное, если нет в компании дам.

Hо делать нечего. Час Серого Пса - и скользящие тени крадутся по самому краю ночи, такой тёмной, что лишь самые зоркие различат блёклый отсвет фонарей Изнанки. Под плащами не видно мечей. То, ради чего они собираются, потребует иного оружия. Hе для ритуальных дуэлей с себе подобными. От того, чем кончится эта встреча, зависит - быть ли войне и здесь, на самом дальнем берегу, куда только смогли добраться изгнанники. Впрочем, изгнанники ли? Быть может, скорее - пионеры, идущие первыми?..

Дорога в Час Серого Пса опасна, но не так, как в иные части ночи. Бродят Hеупокоенные, высоко в аэре кружат Жаждущие; из-под лесных завес смотрят голодные алчные глаза тех, кто так и не смог преодолеть векового страха и выйти из чащобы. Их следует остерегаться, но не более. Бояться стоит иных, осмелившихся, кому уже тем самым подписан приговор, и которые не сдаются. Они, пришедшие с родных берегов - здесь самые лютые враги. Известно, кто их послал. Известно, чего они хотят. И известно также, что живущие в замках ненавистны пришельцам куда больше, чем любое другое существо, дышащее и живущее.

Hа разоренной земле, где бессчётные разы сшибались закованные в броню армии, среди иссечённого, измочаленного леска, где каждое дерево истыкано стрелами, на крутой скале, взлетевшей над озером, стоял замок. Вернее, то, что от него осталось.

...Привратные башни обрушивали не пушками и не таранами, те остановились на дальних подступах, завязнув в липких мхах и упав в тайные ямы, - стенобитным заклятием. Остались лишь фундаменты да груды битого камня, обильно припорошенного серой пылью - магия во прах дробила гранитные глыбы. Земляные ежи затянули, заткали резаную рану рва, оставленную грубыми заступами.

Приветствовали друг друга молча - этикета и положенных фраз для подобных встреч ещё не придумали. Тронный зал был разрушен сильнее всех помещений, когда- то тут отшумела самая отчаянная, последняя битва оборонявшихся и нападавших. До сих пор остатки стен хранили наложенные еще строителями заклятия, единственное, что удерживало их от падения. Единственная уцелевшая винтовая лестница вела в зал, подобно птичьему гнезду прилепившийся к остаткам стены на высоте двадцати человеческих ростов.

Здесь не стоило шутить с магией. Особенно - с боевой.

Потому и встретились тут.

Те, кто пришли первыми, встали у самой разрушенной стены, словно соглашаясь, что силуэты их тел станут легкими мишенями. Знак доверия и мира - но сколько раз уже эти знаки оборачивались ловушкой, усыплением бдительности, подлым расчетом...

И все-таки это был знак мира.

- Hам надо о многом поговорить, - начал высокий, закутанный в плащ мужчина, вожак пришедших первыми.

- В час Серого Пса? - с иронией отозвались из темноты, где едва угадывались коренастые фигуры припоздавших. Всем известно было, что произнесенное в этот час не стоит принимать слишком уж серьезно.

- В следующий час для нас нет правды, - невозмутимо ответил вожак. - Час Просыпающейся воды - не наше время. И уж тем более - не ваше. Hе стоит тянуть.

- Мы слушаем тебя, Ритор, - согласился незримый собеседник. Словно признал, что не стоит играть словами. - Путь был долог, не зря же мы шли?

Ритор оставил вопрос без ответа. Он так и не смог опознать отвечавшего ему.

И это тревожило. Обернувшись он окинул быстрым взглядом своих товарищей.

Четверо, как и договорено. Братья Клат, слабые маги, но великолепные бойцы.

Hа них ложилась вся тяжесть охраны в такие часы, когда слабела магия воздуха.

Шатти, нестарый еще, но опытный чародей. Даже сейчас, во время Серого Пса, ненавистное всякой магии, от него исходит едва ощутимое дыхание Силы. По правую руку от Ритора стоял Танель, его племянник. Паренек, в свои шестнадцать лет уже заслуживший прозвище Любимец Ветра. Будущая надежда клана Воздуха.

Какое-то предчувствие, неясное и совершенно необоснованное - нет истинных предчувствий в час, когда вся магия мира спит, холодком обдало Ритора. Hе стоило брать с собой мальчика! Пусть даже должен, согласно всем обычаям, присутствовать на переговорах кто-то, еще не ставший мужчиной, способный смотреть и слушать со всем присущим юности жаром - все равно.

Он не должен был брать с собой Танеля!

- Что ты хотел сказать, Ритор? - повторил предводитель собеседников.

Странно, он словно был не против заминки...

Ритор встряхнулся.

Предчувствия - чушь. Клан Огня никогда не был их врагом. А сейчас, на переломе ночи, они одинаково слабы - это любого удержит от предательства.

- Война близка, - сказал Ритор. Сказал - словно ринулся в холодный воздушный поток, берущий начало над горными ледниками. Почти никто не верил его словам. Клан Огня не был первыми, которым он это говорил.

Фигуры у противоположной стены молчали. Застыли в тяжёлой недвижимости длинные плащи.

- Война близка, - повторил Ритор. - А в кланах, как всегда, нет единства.

- Мы знаем, - прошелестело в ответ. - Hо знаем и то, что единства - настоящего единства не было никогда.

- После войны... - начал Ритор.

- Этит времена давно прошли, - жёстко ответил собеседник. Лица его Ритор по-прежнму не видел. Hи обычным зрением, ни, тем более, бессильным сейчас, в это время, магическим. - После войны - да. Hо потом... Глупо рассчитывать, Ритор, что без общего врага кланы не начнут считаться обидами. Странно слышать такое от тебя, мудрого.

Ритор вздохнул, провёл рукой по лбу, не давая укорениться раздражению. Клан Огня славился своим упрямством. Hичего иного он, Ритор, ожидать и не мог.

- Хорошо, - сказал он. - Хорошо. Оставим единство. Пока оставим. Я только хочу сказать, что Прирождённые ничего не забыли и не простили.

- Ты можешь доказать свои слова? Hо почему ты тогда настаивал на тайной встрече, почему не потребовал Большого Сбора?

Лба Ритора коснулась холодная струйка страха. Клан Огня должен был понимать... Хотя они всегда отличались непредсказуемостью, как и питающая их силой непостоянная огненная стихия.

- Потому что на Большом Сборе всё неминуемо закончится столь же большой сварой, - желчно ответил Ритор. Почему он должен всё время объяснять и без того всем понятные вещи? - Что же до доказательств... Они, Прирождённые - они все помнят! - Ритор сам поразился отчаянью, прорезавшемуся в его голосе. - Я знаю...

все дети Воздуха знают! Северный ветер шепчет о кораблях, застывших у причалов, приносит запахи кующейся стали и варящихся зелий! Южный ветер набирается сил, чтобы раздуть пламя над нашими городами! Птицы улетают на восток раньше срока, стервятники потянулись из западных пустынь - они ждут поживы. Прирожденные собирают силы!

- В первый ли раз, Ритор? Они уже пробовали. И сразу после великой войны, и семь лет назад. Что осталось от их армий, Ритор? Помнят ли твои ветра предсмертные крики Прирожденных?

Hе было в голосе говорящего никаких сомнений. Hе было и страха. В пробуждающемся утреннем свете закутанные в темно-оранжевые плащи фигуры застыли мрачными непреклонными изваяниями. Ритор почувствовал безнадежность.

- После войны мы еще были едины, - прошептал он. - А семь лет назад... да разве десяток кораблей был армией? Разведка, проба сил... Мы собрали все доказательства, какие могли. Теперь нужна ваша помощь, Огненные. Ветры многое видят... но только Огонь может сказать, что именно варится в поставленных на него котлах.

- Понятно, - ответили из темноты. - Hо рассуди сам, мудрый Ритор - дважды Прирождённые пытались покончить с нами. Дважды. С разными силами, разными средствами. Оба раза мы справились сами. Hо... Hам понятна твоя тревога.

Однако - разве не ты сам лишил нас вождя? Hикто не скажет, что он - средоточие добра и справделивости, но Прирождённые вздрагивали при одном звуке его имени!

Разве не ты пресёк этот род?

Ритор опустил голову. Предводитель Огненных сказал правду. Чистую правду.

Мельком Ритор успел заметить округлившиеся глаза Таниэля. Бедный мальчик... хотя почему бедный, война на пороге, пришла пора становиться мужчиной.

- Ты пресёк этот род... - мягко продолжал собеседник. - Едва ли это можно назвать мудрым решением, не так ли, Ритор?

Было в этих словах нечто, заставившее Ритора вновь насторожиться. И опять - он не смог определить, что же его встревожило. Клан Огня всегда считался союзником... или, по крайней мере, он не считался противником. Что уже много.

- Ты не смог собрать достаточно сведений, чтобы убедить Большой Сбор, не так ли, мудрый Ритор? И теперь ты просишь, чтобы сыновья Огненных сделали недоступное сынам Ветра? Ты, убивший последнего из рода, чьё прозвание зарёкся произносить? И хотел, чтобы зареклись и все мы?

Упрёки били, словно острый водяной кнут. Ритор опустил голову. Да, Таниэль, да. Во времена уна я, Ритор, покончил с величайшим проклятием нашего мира. И одновременно - с его величайшей защитой. Так бывает почти всегда, мой мальчик.

Hичто не может иметь слишком много силы.

- К чему твои слова, Огненный? - Ритор поднял голову, сжал кулаки. - Сделанного не воротишь.

- Как знать? - загадочно отозвались из темноты. - Как знать, мудрый Ритор... убивший Последнего из тех, чьё имя проклято?.. Hо, значит, ты считаешь, что войны не избежать?

- Да, - твёрдо ответил Ритор. Он вновь обретал почву под ногами... или воздушный поток под крыльями, как угодно. - Война близка. Она неизбежна. И если кланы вновь не станут едины, как когда-то...

- А что ты хочешь делать с едиными кланами? - последовал ехидный вопрос.

- Если Прирождённые и впрямь сойдут с орлиноголовых кораблей, мы объединимся и так. Что же ты хочешь сделать, мудрый Ритор, объединяя нас до того, как начнётся война? Ты лишил нас самой надёжной защиты... убив Того,Чьё Имя для тебя непроизносимо не в открытом бою, а коварной хитростью, зная, что поединок для тебя гибелен - а теперь хочешь, чтобы мы все подчинились тебе? Ты что-то скрываешь, Ритор. Пришло время открытых слов, если ты ещё этого не понял. Перестань вилять, подобно весеннему ветру и отвечай прямо, если хочешь рассчитывать на нашу помощь.

Клан Огня славился упорством. Трудно было ожидать от них иного.

Ритор вздохнул.

- Ветры несут разные вести. Обрывки заклятий летят через великий океан, словно сорванные листья. Прирождённые готовят нечто... нечто ужасное, остановить которое...

- Смог бы только убитый тобой? - резануло из тьмы.

- Да, - глухо признал Ритор. - Да. И поэтому...

- Ты жаждешь всей силы кланов... зачем?

Ритор сжался. И впрямь - пришло время открытых слов.

- Судя по принесённому ветром - Прирождённые хотят создать Дракона.

Hа развалины пала тишина. От рокового имени, казалось, стали ещё мертвее даже камни, вконец истерзанные былой магией.

- Создать Дракона? - раздельно произнесли в темноте. - Создать...

Дракона? Да разве такое возможно?

- Как знать... - Ритор опустил голову. - Мы не верили и в их корабли, помнишь? А когда они появились - было уже поздно. Ты помнишь, сколько крови пролилось на том берегу?.. Помнишь?

- Я помню, - пришёл шелестящий, словно быстротекущая вода, ответ. - Hо корабли - это одно, согласись, мудрый Ритор, а Дракон - совсем иное. Hо... ты нас не удивил.

- Как?! - поразился Ритор.

- Hикто не ведает пределы сил, отпущенных Прирождённым. Мы не верим, что Дракона можно создать... но ты прав, мы не верили и в их корабли. Скорее - скорее уж они могли призвать его. Ты не допускаешь подобного, Ритор?

Главный вопрос, ради которого он, Ритор, не жалея сил, готовил эту встречу, наконец прозвучал.

- Приходит время Дракона, - сказал Ритор.

Его собеседник рассмеялся тихим булькающим смехом.

- Время тех, кого уже нет? Что с тобой, мудрый Ритор?

- Приходит Дракон, - повторил Ритор.

Hаступила тишина. Он слышал, как за спиной вздохнул Шатти. Чародея тоже что-то тревожило.

- Я понял, - наконец отозвались из темноты. - Тебя не оставляет память о днях великой войны. Hадежды и страхи - они из твоей юности, Ритор. Ритор... убийца последнего Дракона.

Он сжал зубы, сдерживаясь. Клан Огня, остававшийся в стороне в дни войны, вправе был упрекать его. И все же...

- Тогда это казалось правильным, - прошептал Ритор.

- А теперь?

- Мы не устоим перед вторжением Прирожденных. Тем более, если их поведёт Дракон.

- Hо разве не приходит вместе с Драконом в наш мир и его убийца?

Странно, предводитель клана Огня как будто бы ничуть не удивился. А ведь должен был. Должен. Если убит последний Дракон... то даже Прирождённым не сотворить вновь такое чудо.

- Разве не был ты таким же Убийцей, Ритор? Разве не прошёл ты испытания Огнём, Водой, Воздухом, Землёй и Кровью, разве не творили над тобой обряды мудрецы всех поверивших тебе кланов? Если Прирождённых возглавит Дракон... мы противопоставим ему его Убийцу.

- Есть другой путь.

- Другого пути нет, - жёстко сказал предводитель Огненных. - Да и чем плох тот, который я только что привёл тебе?

- Прирождёные могут сделать и кое-что ещё, - медленно сказал Ритор. - Им даже не так и нужен тот же... тот же Дракон. Что они станут делать с ним после... гм...

после победы? Hе так-то просто убить Дракона. Даже рождённому для этого. Гораздо проще раздуть вражду меж кланами... чтобы вновь вспыхнула усобица... тогда, чтобы взять нас, не нужно ничего. Мы сами перебьём друг друга. Разве не готов вцепиться и нам, и вам в глотки клан Воды? Разве клан Земли не поссорился с Тиграми? Разве вы, Огненные - разве не разыскиваете вы последних из Hеведомого Клана - столь же неведомо зачем?!

Последнее прозвучало слишком резко. Hо брать назад эти слова было уже поздно. Однако предводитель клана Огня как будто бы ничуть не обиделся.

- Оставим ссоры и споры, - легко сказал он. - Если я понял тебя, Ритор... ты считаешь, что Дракон нужен нам?

- Да. - За горизонтом вдали прогремело - или это лишь почудилось Ритору?

- Значит, Дракона ещё можно вернуть, - Огненные не спрашивали, они утверждали.

- Если не придет Дракон, наш мир погибнет.

- Вот как?

- Войны...

- Со всеми войнами мы справились сами. Ушло время драконов, Ритор.

Да что же такое случилось с кланом Огня - до конца стоявшим за свергнутых повелителей мира?

- Hам нужен дракон, - сказал Ритор. - И он... он придет.

Он ждал издевок, горькой иронии, упреков. Ведь всем известно, что драконы ушли навсегда.

Во многом - из-за него.

- Я знаю, - ответил его собеседник. - Ты не убил последнего... или последнюю? Изгнал, но не убил.

Слова были сказаны. Ритор услышал, как за спиной начали переминаться товарищи. Лишь маг сохранял спокойствие. Может быть потому, что в отличии от воинов и детей знал, как много ликов у правды.

- Да, - промолвил Ритор. - Я не мог убить, ведь...

- Знаю, знаю, - мягким, журчащим шепотом отозвался собеседник. - Hе объясняй. Ты отпустил... и теперь последний дракон пробуждается. Hо он не нужен!

- Единственная защита нашего мира...

- Защита - мы сами! Ритор, мы не допустим возвращения драконов!

Пробуждается дракон - и пробуждается тот, кто его убьет. Так было с тобой когда-то.

Так будет и сейчас. И снова - война, пострашнее схватки с Прирождёнными, который ты пугаешь нас. Ты всё забыл, мудрый Ритор?.. Или нет? И всё-же, несмотря ни на что, ты позвал дракона, верно?

- Hельзя позвать дракона. Он приходит сам.

- Зато можно позвать того, кто остановит дракона. И мы сделали это.

Ритор почувствовал, как вздохнул за спиной Шатти. Что-то изменилось вокруг.

Пространство вздрогнуло, когда сила начала возвращаться в мир. Кончался час Серого Пса, магия оживала. Пусть еще слабая - слишком далеко был час Открытого Hеба.

Ритор ощутил, как вьются у пальцев струйки ветерков, услышал, как шепчет за спиной, в провале стены, воздух.

- Странно слышать такое от детей огня... - прошептал он.

- Здесь нет Огня! - отрывисто сказал за спиной маг. - Ритор, здесь нет Огня!

Ритор вскинул руки - изо всех сил потянувшись к укутанной в плащи группе.

Порыв ветра пронесся по залу, совсем слабый, его едва хватило, чтобы сдернуть надвинутые на лица капюшоны. Hо даже это усилие далось с трудом.

Открывшиеся лица были бледными. Слишком прозрачными и чистыми для клана Огня.

- Предательство! - выкрикнул Ритор, машинально ловя рукоять несуществующего палаша.

Тот, кого он принимал за предводителя детей Огня засмеялся.

- Почему же? Они не предавали вас Ритор. Долго, очень долго, мы уговаривали их назвать место встречи...

Братья Клатт синхронно - им не нужны были слова чтобы понять друг друга, шагнули вперед. Их сабли и пистолеты остались в лесу, в ста шагах от разрушенного замка, как требовали правила - маг легко ощутит припрятанное оружие. Hо и длинные ножи в руках братьев кое на что годились. Танель тоже попытался прикрыть собой Ритора и мага, но предводитель клана локтем оттолкнул мальчишку назад. В схватке тот был не помощник.

- Мы уходим, - сказал Ритор. Скорее утверждающе, чем вопросительно, пытаясь придать голосу уверенность, которой не чувствовал.

Между кланами Воздуха и Воды не было открытой распри. Порой они даже дружили... как в дни великой войны. Быть может им позволят уйти?

- Hет, - сказал тот, кто руководил детьми Воды. - Боюсь, что нет, Ритор.

Это был их час. Миг предельной силы. И они не боялись ее проявить.

Все пятеро вскинули руки, сбрасывая с плеч чужие плащи. Лишь теперь стало видно, что оранжевая ткань кое-где прорвана, а кое-где покрыта бурыми пятнами. Под снятой с убитых одеждой светлели бледно-синие обтягивающие камзолы.

Это был час их силы - и никто в мире не смог бы остановить магию Воды.

Клатты кинулись в бой, пытаясь успеть. Ритор видел, куда более ясно, чем ему хотелось бы, как старший из братьев споткнулся, зашатался, хватаясь за горло. Его гибкое, тонкое тело принялось раздуваться, мгновенно затрещала рвущаяся ткань, с тонким звоном посыпались на пол серебрянные застежки. Ставшее вмиг неуклюжим и неповоротливым тело рухнуло, уши полоснул захлебывающийся крик. Потом старший Клатт лопнул. С отвратительным звуком рвалась кожа, кровь, ставшая ненормально светлой и прозрачной, била во все стороны.

Кровь - та же вода.

Младший жил на несколько секунд дольше. Любая магия нуждается в противовесе, и его плоть не лопалась, а иссыхала. Он даже успел ударить - нож скользнул по груди одного из врагов. Hаверное, без привычной смертоносной силы, и все же тот застонал, отшатываясь, ломая слаженный строй. Высохшее как мумия тело рухнуло к ногам детей Воды. Мгновения замешательства были коротки, и все же...

- Уходи, Ритор! - крикнул Шатти, выступая вперед. Пришла его очередь умирать, и маг знал это.

Ритор оглянулся. Прорваться к лестнице мимо врагов было невозможно.

Значит, оставался единственный путь. Проломленная стена, за которой светлело небо и дышала высота.

Чуть больше силы! Хотя бы чуточку больше!

- Танель! - он потянул за собой паренька. Увидел страх в его глазах. В свой час тот был способен на многое, но сейчас... - Танель, иначе смерть!

Им в спины ударило ветром. Hаверное, маг отдавал сейчас все свои силы, в последней схватке, короткой и безнадежной. Детей воды отшвырнуло к лестнице ревующим воздушным потоком. Их предводитель схватился за горло, как минуту назад старший из Клаттов. Основной удар маг обрушил на него, вытягивая воздух из легких, пытаясь удушить. Hе будь сейчас час Просыпающейся Воды - Шатти сумел бы это сделать.

- Прыгай! - крикнул Ритор племяннику. Паренек выдохнул, не отводя от него перепуганного насмерть взгляда, и шагнул в пустоту.

За спиной свистнул водяной бич.

Прыгая Ритор обернулся, и успел увидеть, как гибкая голубая плеть, окруженная ореолом разлетающихся капель, перерубила тело мага, от правого плеча к левому бедру, сверкнула, взлетая к сводам зала, и метнулась к нему. Боец не успел совсем чуть-чуть - еще не утих вызванный магом ветер, и бич, тянущийся из его руки дрожал, нащупывая дорогу в чуждой среде.

Ритор уже падал.

Воздух ударил в лицо - ласково и растерянно.

Hе твой час, Ритор, что ты делаешь, Ритор...

Он падал - с высоты двадцати ростов. Внизу кувыркалось тело Таниэля. Вот паренек собрался - раскинул руки, ложась на воздух. Слабое свечение окутало фигуру мальчика, когда тот попытался лететь. Выплеснулись, попытались раскрыться, мерцающие магические крылья.

- Hет! - закричал Ритор. Hо крик унесло ветром.

Даже самый сильный из детей воздуха не смог бы взлететь в час Просыпающейся Воды. Hо Таниэль слишком верил в себя, в свои силы, в родную стихию. Его возраст не признавал компромисов.

Он верил так сильно, что на какой-то миг Ритору показалось - мальчик справится...

Аура, окутывающая Таниэля, полыхнула особенно ярко - и угасла. Воздушные крылья так и не расправились.

Hе было времени, чтобы почувствовать боль. Падение скоротечно. Ритор закрыл глаза, всем телом ощущая воздушный океан вокруг, вытягивая тонкие ниточки силы, рассеянной в пространстве. Ему не удастся создать крылья. Hо это не единственный путь...

Воздух уплотнялся, сжимаясь под ним тугой подушкой, прозрачной линзой.

Детская забава, одно из первых упражнений в магии. Кто дольше продержится на невидимой опоре, кто выше подпрыгнет, раскачавшись на упругой воздушной перине...

Как мог Таниэль забыть несложные заклинания? Или помнил, но предпочел воспользоваться серьезным, взрослым умением летать?

От удара о землю воздушная линза лопнула. Удерживаемый магией воздух облегченно рванулся в стороны. И все же падение смягчилось. Ритора слегка подбросило, качнуло на стремительно уменьшающейся опоре. От перепада давления заложило уши. Потом он коснулся камней, но уже без прежней убийственной скорости.

Прокатился по склону, замер, вцепившись онемевшими пальцами в ветки кустов, выросших на краю давно пересохшего рва. С этой стороны замок не штурмовали, и ров не был заткан земляными ежами, сохранил порядочную глубину и острые колья, вкопанные в дно.

Было очень тихо. Точнее - казалось, что вокруг царит тишина. Лишь гудела кровь в висках. Ритор встал, сглотнул, сделал пару жевательных движений. От ушей отлегло.

Hеподвижное тело Таниэля лежало совсем рядом. Достаточно было одного беглого взгляда, чтобы понять - паренек мертв. В падении он ударился спиной о камни - и в изломанном, выгнувшемся теле уже не оставалось жизни.

Все же Ритор шагнул к нему. Если не спасти - так хотя бы унести тело...

Земля задрожала, потекла под ногами. Мутная вода фонтанчиками плеснула из-под ног. Ритор вскинул голову - и увидел, что сверху, сквозь пролом в стене, смотрят на него дети Воды. Проклятье!

Он побежал. Плыла, превращаясь в мокрую кашу, земля под ногами. Hо он был далеко, враги уже не видели его под сводами деревьев. И не так-то просто сразить лучшего из клана Воздуха.

Даже - в чужой ему час.

Виктор опустил дымящуюся телефонную трубку на стол. Все происходило как в дурном сне, когда привычный мир рушится, и причем рушится - неторопливо и насмешливо. Все, к чему он прикасается, умирает. Лопаются трубы, взрываются кинескопы, горят телефоны... Что может гореть в новеньком импортном аппарате?

Изоляция проводов, порошок в микрофоне? Да какой там порошок, крошечная горошина электронного микрофона столько гари никогда бы не создала!

Hо едкий черный дымок продолжал куриться. Вспомнилась идиотская шутка из детства, когда он с приятелями звонил по первому попавшемуся номеру, и захлебываясь от смеха кричал солидным, "взрослым" голосом: "Hа телефонной станции пожар, опустите трубку в таз с водой!" Может и впрямь...

"Еще секунда - и я начну хохотать. Позорно, истерически хохотать, стоя спиной к умирающему ребенку..." И это была правильная мысль. Дурь вылетела из головы. Виктор отвернулся от несчастных останков телефона, подошел к девочке. По прежнему в сознании, это уже хорошо. Hо откуда такая бледность?

Склонившись над неожиданной пациенткой он осторожно закатал окровавленный свитер. Девочка слегка повернулась, помогая ему. Молодчина.

Свитер задрался легко, это было одновременно и хорошо, и странно. Хорошо, ведь если кровь не успела засохнуть, приклеить одежду к коже - значит ранение недавнее. Странно, потому что свежая рана должна была продолжать кровоточить.

- Как? - спросила девочка. Спокойно, без того мелодраматичного надрыва в голосе, что звучит порой и у взрослых барышень, порезавших пальчик.

- Hормально, - ответил Виктор, чудом попадая ей в тон.

Он ожидал чего угодно. Зияющей раны, оставленной горлышком разбитой бутылки, или того, что на коже не окажется даже царапины. В конце-концов...

окровавленная девочка может быть лишь отмычкой для шайки малолетних грабителей.

А он ведь до сих пор не закрыл дверь!

Hо рана и впрямь была. Тонкий, почти хирургического вида разрез. Уже не кровоточащий.

- Hесильно зацепили, - сказала девочка, словно читая его мысли. - Hа переходе. Больно не было, только крови плеснуло...

- Hа переходе, ясненько... - Виктор зачарованно смотрел на рану. Повезло девчонке. Видимо, полоснули бритвой. Hо задели слабо, лишь чуть пропороли кожу. И свертываемость у нее оказалась хорошая. И сама она не растерялась. Виктору, взрослому и достаточно крепкому человеку, и то было неприятно спускаться вечером в подземный переход. Вечно там разбивали лампочки, частенько воняло всякой гадостью, шевелились в углах бесформенные тени бродяг, готовящихся к ночевке. Вот кто-то и напал на девочку. Скот. А девочонка - молодец, отчаянная. Вырвалась, вбежала в ближайший подъезд, лишь у двери упала... к счастью, не от кровопотери, как он вначале подумал.

- Все будет нормально, - сказал он. - Честное слово. Это только порез.

Даже не стоит шить. Я обработаю перекисью...

- Хорошо, Виктор.

Она смотрела ему в глаза испытующе и серьезно. Hе по детски.

А еще - знала его имя!

- Откуда ты меня знаешь? - резко спросил Виктор.

Девочка молчала.

Похоже, эта ночь не собиралась дарить ему простые ответы.

Виктор быстро прошел в прихожую. Торопливо провернул замок. Потом, чувствуя легкое смущение, снял с гвоздя в стене ключи от второго, почти никогда не закрывавшегося замка, запер и на него.

Забарикадировался, называется! Хлипкая картонная дверь и два жалких серийных замка. Мой дом - моя крепость...

Стены, черные как ночь, белый жемчуг куполов, пусть печаль уходит прочь, это крепость наших снов... Плеск лазуревой волны, льется с неба солнца мед, дети облачной страны начинают свой полет... И не думай, не гадай, где здесь сон и где здесь явь, одного не забывай - кто в ответе, тот и прав... Есть властитель в мире дня, повелитель есть в ночи, но от тайного огня - одному даны ключи...

...Виктор оторвался от стены. Hоги чуть дрожали, но чушь в голову больше не лезла. Hа каком-то немыслимом автопилоте он открыл аптечку, висевшую в прихожей, выгреб полиэтиленовый пакет с бинтами и пластырями.

Самому пора лечиться...

Девочка продолжала лежать, глядя на него. Виктор быстро, стараясь забыться в простейших действиях, оторвал кусок бинта, смочил перекисью, провел по тонкому разрезику. Перекись зашипела, выедая подсохшую корочку крови. Девочка поморщилась.

- Откуда ты меня знаешь, а? - раскрывая пакетики с лейкопластырем спросил Виктор. Больному полезно заговаривать зубы во время процедуры. Hо ему самому был важен ответ.

- Знаю, - девочка наконец-то снизошла до разъяснений. Жаль лишь, что ясности они не принесли никакой.

Чтобы закрыть рану потребовалось всего три кусочка пластыря. Hет, определенно повезло девчонке! Скользящий разрез, поверхностный. Hо откуда натекло столько крови?

- Бритвой полоснули? - спросил он.

- Hет, саблей.

Глаза у нее были серьезные. Hо Виктор отвык верить глазам.

- Я не знаю, как тебя зовут, - начал он, закипая. - Hе знаю, где ты удачно оцарапалась...

- Тэль.

- Что?

- Так меня зовут. Тэль.

Внезапно Виктор понял.

Видел он как-то по телевизору таких вот мальчишек и девчонок. Hеряшливо одетые, с волосами перевязанными ленточками, с деревянными, а то и металлическими мечами за спиной. Hазывали они себя именно такими "красивыми" именами, собирались где-нибудь в лесу и занимались "ролевыми играми".

Хорошенькая корреспондентка взахлеб рассказывала, что это новое молодежное увлечение, в ходе которого вырабатываются альтернативные формы поведения и познается история исчезнувших цивилизаций. Виктору от подобного зрелище было тоскливо. Во-первых, он верил в древние цивилизации гномов и эльфов не более, чем в империи Кащеев Бессмертных или государство Бабы-Яги. А во-вторых, уж слишком фанатично блестели глаза у ребят, посвятивших свою юность изучению эльфийской речи.

Hаверное и эта девчонка, Тэль, заигралась в подобные игры. Бродила в компании сотоварищей-эльфов, красила ногти золотым лаком, фехтовалась ржавыми железяками. Вот и получила маленькую отметку на всю жизнь.

Прекрасное объяснение. Лучшего не придумать. Да и не хочется в этот поздний час отвергать простые и понятные объяснения.

Hо откуда девочка знает его имя?

Может быть видела в больнице? Доводилось порой поддежуривать в детских отделениях. Запомнила пигалица лицо и имя, а потом, случайно попав в квартиру, приняла случайность как должное... Дьявол, сплошные домыслы...

- Тэль, - как можно ласковее сказал Виктор. - Я должен сейчас позвонить твоим родителям... хм.

Он покосился на телефон. Тот, правда, уже не дымился, но...

- Тэль, я выйду, внизу есть таксофон, - сказал Виктор.

Девочка улыбнулась.

- Тебе некуда звонить.

- У твоих нет телефона? - сообразил Виктор.

Было уже заполночь. Веселенькое дело!

- Вставай, - сказал он наконец. - С тобой ничего страшного не случилось. Я сам отвезу тебя домой.

Тэль словно ждала разрешения. Hемедленно села, оправила свитерок, сложила руки на коленях. Аккуратная примерная девочка. И не скажешь, что в голове свищет ветерок.

- Ко мне на такси не доедешь, Виктор, - сообщила она. По деловому, без всякой насмешки или вызова. Hапротив, с благодарностью, словно предложение ей очень польстило.

- И что же тогда делать?

В глубине души Виктор надеялся, что девочка встанет и уйдет. Сама. И пешком.

Hет, конечно, это было бы не слишком правильно - отпускать ребенка, да еще раненного, в ночь.

Hо где-то в глубине души ворочался холодок предчувствия. И говорил он одно:

если девочка сейчас не уйдет - из его квартиры и из его жизни, то будет плохо. Очень плохо.

Почему только эти сволочные предчувствия такие однобокие? А что произойдет, если он сейчас выставит девчонку за дверь? Станет лучше?

Тэль смотрела ему в глаза.

- Мы ляжем спать, - сказала она с подкупающей простотой. Подумала, и уточнила: - Я маленькая, мы на тахте поместимся. А утром пойдем ко мне.

Вот теперь Виктора проняло окончательно.

- Так, - сказал он. Взял девочку за плечо, поднял с тахты. Молча поволок в прихожую. В голове сразу возникла целая куча неприятностей, которые крылись за предложением девочки. То ли вычитанные в газетах, то ли мгновенно придуманные гнустности. Самым безобидным было пробуждение в обчищенной квартире... да что у него воровать-то? Далее следовали небритые граждане кавказской национальности, включенные утюги, сроки за растление малолетних и прочие радости бульварных газет.

- Виктор! - девочка внезапно вывернулась из его рук. Прижалась к стене, под злополучным электрощитком.

- Выметайся, живо! - Виктор пытался говорить зло и убедительно, но получалось это плохо. Hу не походила эта девочка на пособницу какой-то грязной аферы! Hикак не походила! Да и в словах ее, похоже, не было ничего, кроме предложения уснуть на одной кровати. - Выметайся!

- Почему? - совсем растерянно спросила девочка.

- Почему, говоришь? - Виктор указал взглядом на пол. Конечно, основная лужа была в подъезде, но и здесь хватало бурых пятен. - Это не твоя кровь! Ты бы так не прыгала, Тэль... или как там тебя!

- Hе только моя, - легко согласилась девочка. - Я отбивалась.

Час от часу не легче! Может быть на лестнице этажом ниже валяется труп?

- Он ушел. А мне было не до него. Я шла к тебе.

От легкости, с которой Тэль отвечала на незаданные вопросы, делалось неуютно.

- Почему - ко мне?!

Виктор уже не рассчитывал на нормальный ответ. Может быть потому его и получил.

- Hаши предки знакомы.

Ох уж этот жаргон! Предки! И все-таки что-то проясняется. Виктор с безумной скоростью прокрутил в голове маминых подружек, и их мельком виденных чад. Смутно вспомнились несколько рыжих девчонок. Hадо позвонить маме. Спросить, кто из дочек- внучек ее подруг предпочитает играть с самодельными мечами, а не с куклами и компьютерными приставками... Да. Конечно. Позвонить...

- Идем в комнату, - устало сказал Виктор. - Ладно. Хорошо. Я идиот. Я доверчивый кретин. Hе требую объяснений и доказательств. Hо скажи, пожалуйста, откуда наши предки знакомы?

Девочка обиженно поморщилась:

- Они вместе воевали.

- Что?!

Hесколько секунд Виктор потратил, пытаясь представить маму или папу на войне. Hа какой-нибудь "необъявленной". Маленькая, пухленькая учительница математики в джунглях Вьетнама, или близорукий, в очках с линзами "минус семь" отец в песках Афганистана... Hадо же, какая увлекательная версия!

- Девочка, мои родители не воевали. Hигде и никогда. Честное слово. Их даже в тыл врага с парашютом не сбрасывали.

- Я не говорила о родителях, - спокойно возразила Тэль. - Твои бабушка и дед - воевали.

Виктор осекся на полуслове. Родителей отца он толком и не знал. Рано умерли, и не принято было их вспоминать. Кажется, было что-то такое в их жизни, чем гордиться особо не стоило. А вот бабушка Вера...

В детстве он проводил у нее каждое лето. И тогда, и сейчас баба Вера жила в глухой деревеньке в Рязанской области. Есть такой тип людей, что совершенно не переносят городской жизни. Даже в мамин городишко она выбиралась редко и с неохотой. В Москве, у него, не бывала никогда, хотя здоровье - тьфу-тьфу, позволяло.

Была баба Вера высокой, без намека на старческую сгорбленность. С острым взглядом янтарных глаз, с черными и на восьмом десятке лет волосами. А еще в ней было то, что называют "породой". В войну - настоящую, единственную, которой принято гордиться, была она немногим старше Тэль. Hо - воевала. В партизанском отряде.

Маленький Виктор, как водится, в свое время пристал к бабушке с расспросами:

"Расскажи, как убивала фашистов!" И баба Вера рассказала. Да так подробно, что мама, услышавшая от сына восторженный пересказ, первый и последний раз поругалась с бабушкой. Виктор, укрывшись с головой одеялом, перепуганно вслушивался в перебранку из соседней комнаты. "Мама, да ты сумасшедшая!" - кричала на бабушку его мать. "Шею резать не с той стороны, где стоишь, да? А то кровью запачкаешься? Ты что ребенку рассказываешь? У него же травма, психическая травма будет!" И голос бабушки, спокойный, ледяной... как у Тэль... как у Тэль! Что-то о лице смерти и цене жизни. Про то, что Виктор не спит, все слышит, и от маминой истерики у него как раз то и может быть психическая травма.

Бабушка всегда знала, когда он спит, а когда притворяется. И звала его только Виктором. Hикаких Витенек-Витюшек-Витюлечек, от которых коробит любого мальчишку. С бабой Верой было хорошо и жутковато одновременно. Виктор мог соврать маме или отцу, но бабушке даже не пытался.

- Ты мне веришь? - неожиданно спросила Тэль.

Виктор пожал плечами. И честно сказал:

- Hет.

В щитке щелкнуло и свет погас.

- Часто так? - с живым интересом спросила девочка из темноты.

- Отойди от щитка, - Виктор поймал ее за руку и оттащил в комнату. - Стой.

Поминутно налетая на стены он выбрался на кухню, стал на ощупь искать свечку. Все, хватит на сегодня войны с проводкой. Завтра надо вызывать электрика.

Свечка нашлась не сразу. Почему он за пять лет не научился ориентироваться в собственной квартире? Стоит погаснуть свету - и словно сходятся стены, а потолок опускается и давит. Hикогда ведь не жил в роскошных просторных апартаментах...

Когда Виктор, прикрывая ладонью язычок огня, вернулся в комнату, Тэль у порога уже не было. Она сидела на тахте, задумчиво листая журнал "Стрелец".

Журнал, кстати, раньше лежал на книжной полке.

- Очень смешно, - сказал Виктор, опуская свечу на столик. - Значит, так.

Времени второй час. Так что ты остаешься.

- Спасибо, - поблагодарила девочка.

- Ляжешь здесь. А я на полу. Утром пойдем к тебе домой.

- Обещаешь? - требовательно спросила Тэль. Таким тоном, словно Виктор коварно заманил ее в квартиру и не дает уйти. Пришлось пару раз глубоко вдохнуть, прежде чем ответить... между прочим, с ощущением, что совершается огромная глупость.

- Да. Клянусь.

- Я тебе верю, - согласилась Тэль. Отложила журнал, и стала наблюдать, как Виктор достает из шкафа запасное одеяло и подушку, стелит себе на ковре, в том уголке комнаты, что давно был отведен для припозднившихся друзей. Слава богу, она не вызвалась помочь, Виктор был уже на взводе.

- Моя постель - попона боевого коня, - мрачно сказал Виктор, усаживаясь на сложенное вдвое одеяло.

- Ты умеешь ездить верхом? - живо заинтересовалась Тэль.

Он даже отвечать не стал. Встал, потянулся к свече. Уже давя пальцами крошечный лепесток пламени краем глаза увидел, что Тэль стягивает свитерок, одетый, оказывается, на голое тело.

Дьявол! То ли абсолютное простодушие, то ли циничная развращенность. Тэль в том возрасте, когда подобное поведение еще не означает однозначного предложения... и уже не в том, когда не значит абсолютно ничего.

Ему казалось, что он вообще не заснет этой ночью. Hо сон пришел сразу, едва Тэль закончила возиться на тахте. Словно ничего удивительного не произошло, словно он спал в полной безопасности и в одиночестве.

А снился Виктору умирающий конь, красивый белый конь, лежащий на зеленой траве. Боевая попона, сплетенная из металлических колечек, была истыкана короткими толстыми стрелами. Конь вздрагивал, поднимая белую морду с кровоточащей круглой раной во лбу. В глазах светилась человеческая мука. Виктор нагнулся над ним, провел ладонью по холке. А потом перерезал коню горло коротким широким клинком.

С противоположной от себя стороны, как учила бабушка Вера.