Вы не задумывались, как часто мы смеемся над собой? Нет, не конкретно над собой, а над... собой. Над страной, где родились, над обычаями и привычками усвоенными от родителей, над собственной избранностью... в смысле, особенностью... ну, этой, отличностью о-о-от других, так сказать. Одним словом над тем, что "умом не понять"... если кто не понял еще.

Мне кажется, часто. Так часто, что уже перестали относиться к этому серьезно. Ну смеемся и смеемся. Кому какое дело? Наши сатирики даже деньги на этом зарабатывают - рассказывают нам, какие мы о-о-отличные... от других, конечно.

Посмеялся над этим и Евгений Лукин. Как не узнать в берендеях, жителях Берендеевского царства, только-то и умеющих, что вырезать деревянных кукол, да обменивать их на хлеб у соседей(не напоминает?), времени не ведающих и на солнце гадающих: "повезет - не повезет"(неужели и сейчас?), да к тому же, по первому зову готовых в драку, не разбирая ни правых, ни виноватых (да быть не может, чтобы не узнали!) - как не узнать в них... нас, горячо любимых. Ведь и деньги-то там "деревяные", и ночки-то долгие, долгие, и везут-то все из Греции, где это все есть, а они-берендеи сидят в кружале, да пропивают копеечки заморские(деревянные-то не нужны чай никому). Пропивают, да посмеиваются над соседями-сволочанами (не ругаюсь я, просто народность такая - сволочане), что в поте лица своего, хлеб растят... Как тут не узнать?!

Да, посмеялся Евгений Лукин от души. Вот только посмеялся он по-доброму, без злобы, без жалости. Так, по-семейному. Ведь знал, что и над собой смеется...

Как ни странно, но, несмотря на очень фэнтезийный антураж, новый роман Евгения Лукина с полным правом можно назвать научно-фантастическим. Ну а какой еще может быть литературная иллюстрация к крылатой народной фразе про "закат солнца вручную"? И кто, кроме Лукина, может столь ярко и убедительно нарисовать абсолютно невероятный мир?

Впрочем, почему же невероятный? "Далайностроение" - создание "камерных", жестко ограниченных со всех сторон миров повелось в нашей фантастике с легкой руки Святослава Логинова, автора "Многорукого бога далайна". Вот и мир Берендеева царства странен ничуть не более. А может даже менее - слишком узнаваем в нем наш родной, исконно-посконный славянский колорит. Впрочем, чтобы Евгений Лукин да не поиздевался над чем-то общепринятым и традиционным - да отродясь такого не бывало! Вот и стоит Ойкумена берендеев, как ей и полагается, на традиционных трех китах. К югу от нее, за Теплынь-озером лежит богатая страна Еллада, откуда по рекам Вытекле и Варяжке ушлые греки плавают на далекий север, в страну фарфоровоглазых надутых варягов. Ну, а солнышко, как ему и положено, запускается утром из-за Кудыкиных гор, держит свой путь по небу, даря берендеям тепло и свет, и вечером плюхается в Теплынь-озеро. Откуда его вылавливают, выгребают золу и подземной Ярилиной дорогой отправляют обратно, через все царство, за Кудыкины горы. Где гигантская махина-катапульта греческой работы начинает все сначала. Собственно, и солнце-то у каждой страны свое, а уж от уровня технического прогресса зависит, топят его дровами или нефтью, давно ли последний раз латали и сколько вообще резервных экземпляров имеется в наличии. Вон, греки - народ ученый, солнц запасных у них много, масла земляного - тоже. Вот и длится там день едва ли не вдвое длиннее берендейского, да и греет греческое светило не в пример теплее.

Лукин искусен в выплетании малейших нюансов мира - на вид такого примитивного и коряво-рубленого, как деревянная берендейка, вышедшая из-под топора ленивого резчика, а на деле весьма логичного и непротиворечивого. Чего стоят хотя бы его филологические изыски, касающиеся имен и названий. У всех берендеев, к примеру, имена исконные, берендейские: Кудыка, Плоскыня, Бачила, дед Пихто Твердятич, боярин Блуд Чадович или племянница его Шалава Непутятична. А вот у греков-иноземцев они все больше мудреные и непонятные - Константин, Александр, да Сергей Евгеньевич. Ну и ругаются греки исключительно своими заморскими словами: "охломонами", "паразитами", "ахинеями" и прочими катавасиями.

Хотя, сказать надобно, что в давние времена и Берендеево царство, и заморская Еллада были одним государством и солнышко над ними всходило единое. Но времена меняются, и теперь раскол зреет и в самой земле берендейской. Отдает богу (неясно какому) душу престарелый царь Берендей, и вот уже волнуется народ в Теплынь-слободе, а князь местный Столпосвят (он же Долбосвят) готовит рать великую для похода за ближнюю реку Сволочь, на брата своего, князя тамошнего Всеволока. Сволочане, впрочем, тоже не дураки - на помощь к ним с далекого севера тем временем движется дружина варяжского конунга Гакона Слепого. Кто интересуется подробнее, может заглянуть в баллады Алексея Константиновича Толстого, там этот персонаж упоминается. И вообще, институтским курсом русской классики тянет у Лукина почти отовюду: взять хотя бы любимую фразочку гостей из-за Теплынь-озера: "Мы, греки - цесны целовеки!" Это уже что-то из бытовых пьес Островского... Впрочем, вообще весь колорит страны берендеев явно основан на "Снегурочке" того же Островского - от Мизгирь-озера до гимна "Свет и сила, бог Ярила" и писанных царем Берендеем турьих ног. Отсюда же единство времени и места действия вкупе с минимальной бедность антуража, типичные для классических пьес.

Но суть дела не в том. А в том, что вот-вот - и засияют над страной берендеев уже не одно, а два солнышка, каждое из которых вдвое слабее прежнего будет. Холоднее и холоднее становится в этом мире. Да и попасть из новой катапульты можно тоже куда-нибудь не туда, вот и вспоминается печальная история города Сволочь-на-Сволочи, сожженого невзначай промахнувшимся мимо Теплынь-озера светилом. Словом, не удержался Лукин от откровенно злолбодневных политических аллюзий и на этот раз...