Как-то Б.Н.Стругацкий, руководитель питерского семинара писателей-фантастов, назвалВячеслава Рыбакова "верным ефремовцем", имея в виду его нерушимую веру в безусловную ценность и этичность поведения всего человечества в целом, несмотря на то, что отдельный человек может оказаться подонком и убийцей. Однако - так ли уж недосягаемо светел душой хотя бы тот же князь Трубецкой из "Гравилета", офицер русской госбезопасности, живущий в мире, где отсутствует сам фундамент для разного рода "классовой ненависти" и "общенародного гнева", ибо люди просто физически неспособны вымещать недовольство на ближних своих и дальних? Ничего подобного: с самого начала книги он подозревает в неискренности любимую женщину, живет с двумя женами сразу, заведомо зная, что причиняет этим боль и той и другой, а сразу после стрельбы по бандитам даже не интересуется ее результатами...

Василий Владимирский [Из рецензии на романы 'Гравилет <Цесаревич>' и 'Очаг на башне']   (Август 1996)

Роман "Гравилет "Цесаревич" написан более спокойно. Рыбаков прослеживает альтернативный вариант истории человеческой цивилизации, с середины прошлого века отказавшейся от насилия в политике - то есть, избравшей нравственный путь разрешения противоречий. Безусловно, это утопия - и утопия тем более очевидная, что автор в финале выводит ее противоположность: мир тотального насилия. В романе огромное количество привязок и к нашей реальности. Таким образом, читатель получает возможность оценить не два, а три варианта развития человечества (здесь Рыбаков, похоже, воспроизвел структуру "Человека в Высоком Замке" Филипа Дика), которые и подлежат нравственной оценке читателя.

В целом же Вячеслав Рыбаков исключительно важен для российской литературы. Он единственный у нас - и, пожалуй, в мире - автор, который пишет фантастику духовно-социальную. За это ему можно простить и некоторую экзальтированность прозы, и непоследовательность в логике построения мира (что заметно, например, в том же "Гравилете" или новелле "Давние потери").

Сергей Бережной   (Декабрь 1995)

А может быть, и впрямь - нет никакого высшего смысла? И весь мир, в котором хорошим плохо, а плохим хорошо - так с самого начала и устроен? В отличие от других миров, в которых все совсем не так? И незачем тогда оправдывать страдания - ну не повезло, так не повезло, отмучаемся...

"Гравилет "Цесаревич" выдержан именно в этом, оптимистическом варианте миропонимания. Мне до сих пор приятно вспоминать это радостное откровение: "Братцы! Мы с вами живем в кристалле!" А незабвенное "Вселенная есть кристалл, дайте денег"! Как здорово узнать, что нашему миру просто закапали препарата Рашке, повысили агрессивность, и он стал тем, что мы видим. И жертвы, и страдания бессмысленны - все это лишь кристалл размером с апельсин. К тому же созданный специально, чтобы хорошим было плохо (в чем, честно говоря, я никогда и не сомневался). А настоящий мир - там, где князь Трубецкой летает на гравилетах, где любовницы дружат с женами и никто и слыхом не слыхивал о гестапо...

Hо позвольте! А как в него попасть-то, в настоящий мир?! Где он?! Как жить-то, зная, что все плохо и навсегда плохим останется? И никакого светлого будущего впереди, а лишь пожизненное пособие по безработице и пайка разрешенных наркотиков - Америка повсюду? Увы, второй вариант еще хуже первого: объяснение не оставляет надежды (разве что препарат капать перестанут, но сие от нас не зависит). А надежда все равно есть - и отсмеявшись сквозь слезы над кристаллом насилия, мы все равно продолжаем жить, по-прежнему ломая голову над вопросом: отчего ж мне, доброму и честному, так плохо живется?

Сергей Щеглов   (Июль 1996)